Зигмунд Фрейд

1856-1939

Настоящий текст подготовлен Виктором Мазиным

В 1925 году Фрейд написал свой автопортрет, автобиографическую статью, Selbstdarstellung. Статья эта, которую буквально можно перевести как «Самопредставление», вышла существенно менее автобиографичной, чем «Толкование сновидений» или «Психопатология обыденной жизни». Удивительно? Не особенно. По крайней мере, Фрейд прекрасно понимает, что иначе и быть не могло. Для него не только биография, но и автобиография невозможна. Субъект расщеплен. Кто себя достаточно знает? Что значит достаточно? Более того, согласно Фрейду, самопознание возможно исключительно через Другого. Субъект открыт другим; он – означающее, представляющееся другим означающим. Психоаналитический субъект открыт, по меньшей мере, в силу желания. И начинается история субъекта желания с желания быть желанным; иначе говоря, желание – это желание Другого. 

Обратимся к другим открытиям Фрейда, к изобретению психоанализа. Открытия эти оказались революционными в первую очередь в силу децентрации субъекта, центрированного несколькими столетиями раньше прямой перспективой Декарта. Отныне субъект не столько мыслит, сколько мыслим, и мысль его с ним самим не совпадает. К тому же, словами Лакана, место декартовского cogitoзанимает фрейдовское desidero. Иначе говоря, бессознательное Фрейда мыслит и желает, или даже мыслит благодаря желанию. В деталях этому посвящен opusmagnum Фрейда «Толкование сновидений» (1900). Теория желания, теория желающего субъекта строится через королевский путь к пониманию бессознательного – через сновидение. Так в основании психоанализа оказывается сновидение. Но не стоит торопиться с выводами и упрекать психоанализ в онейроцентризме. Фрейд не столько утверждает приоритет сновидения в познании психической жизни, сколько радикальным образом пересматривает отношения между сновидением и психическим аппаратом, между сновидением и действительностью. 

Вслед за «Толкованием сновидений» Фрейд пишет две книги, посвященные другим феноменам повседневности – «Психопатологию обыденной жизни» (1901) и «Остроумие в его отношении к бессознательному» (1905). Он продолжает исследование причинности, прорывов бессознательного, подрыва господства сознания, а параллельно производит деконструкцию принципиальной медицинской оппозиции норма/патология. 

Революционной становится работа Фрейда «Три очерка по теории сексуальности» (1905), в которой сексуализируется желающая машина бессознательного. Под бессознательным Фрейд главным образом понимает вытесненное. Вытесненное в свою очередь возникает в связи с самим актом субъективации, иначе говоря, с учреждением в бессознательном Закона. Закон запрещает инцест и, согласно такой логике, бессознательное оказывается всегда уже сексуальным. В этой книге Фрейд сразу утверждает, что следует обнаружениям психоаналитической практики, и его выводы будут радикально отличаться от сексологических. На своем исследовательском пути он вводит понятие инфантильной сексуальности, причем, носит она полиморфно-перверсивный характер. Принципиальным оказывается утверждение психосексуальности как дебиологизированной сексуальности человека. Фундаментальными понятиями осмысления психосексуальности становятся частичные влечения и частичные объекты. Не менее революционным оказывается введение в этой книге фаз психосексуального становления, которые не остаются где-то позади, в инфантильном прошлом, а соучаствуют в конструировании постпубертатной сексуальности. 

Психоаналитическую революцию с ее вечно отклоняющейся сексуальностью децентрированного субъекта Фрейд соотносит с двумя предшествующими революциями – коперниканской и дарвинской. Каждый из трех переворотов оказался болезненным. Каждая революция нанесла удар по нарциссизму. Сначала Коперник выбил Землю как дом обитания человека из центра вселенной; затем Дарвин определил место человека на Земле как одно из звеньев эволюционной цепи. Наконец, Фрейд нанес третий удар, показав, что человеческое я «не является даже хозяином в своем доме, а вынуждено довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно». Человек – не господин, а верноподданный субъект Другого, бессознательного, культуры. То, что открытия Фрейда оказались травматичными и даже непереносимыми для человека, подтверждается сегодняшним господским дискурсом, дискурсом университетски-бюрократическим, который первым делом лишает психоанализ самостоятельности и революционности и подшивает его под психологию, психотерапию и другие позитивистские конструкции. Достаточно взглянуть на то, что пишут апологеты неопозитивизма, от Википедии до любого университета. Будто их бессознательная задача одна – ни в коем случае не дать ни малейшего представления о вкладе Фрейда в историю мысли. Вот первая фраза о его изобретении на сайте МГУ: «Психоанализ был первой системой в психологии, в которой в качестве предмета стал рассматриваться не какой-то отдельно взятый аспект проблемы человека, а человек как целостная личность». В одном таком предложении от психоанализа не остается и следа; к этому предложению остается лишь добавить: целостная личность, равно как и система в психологии – симптомы паранойи. Разве не прав был Лакан, когда настойчиво повторял о несовместимости университетского дискурса с психоаналитическим?! 

Фрейд изобретает новые отношения – психоаналитические; и Лакан их обозначит как отношения между субъектом якобы знающим и вопрошающим истеризованным анализантом. Отношения между ними в первую и в последнюю очередь строятся на психоаналитической этике. В пределах этой этики Фрейд изобретает психоаналитический дискурс, в основании которого оказывается перенос. Перенос возникает в отношениях с пациентами как препятствие, как ложная связь с другим, но именно это препятствие вскоре превращается чуть ли не в единственное психоаналитическое средство. 

Психоаналитическая истина – это истина истории, истории отношений, в первую очередь отношений с Другим, с Законом. Фрейд в одном из писем невесте, Марте, говорит, что судьба наделила его «бесстрашной любовью к истине…». Подводящую итог всей его жизни книгу, «Человек Моисей и монотеистическая религия», Фрейд начинает со слов: «Ничто не вынудит нас пренебречь истиной в пользу пресловутых национальных интересов». Даже учитывая политическую ситуацию, понимая, что фашистская угроза ставит под вопрос физическое существование евреев, Фрейд все же не может поступиться истиной. Его этический выбор – в пользу психоаналитической истины, в данном случае истины всей сложности того, что называется этнической идентификацией. Фрейд следует за своим психоаналитическим желанием, а не в сторону культурно-политического компромисса. Лакан впоследствии будет громогласно утверждать именно эту психоаналитическую истину: «Не предавай своего желания!» 

И эта истина сегодня, в первые десятилетия XXI века звучит куда настоятельнее, чем во времена Фрейда. Именно сегодня, во времена господства университетски-бюрократического дискурса, само существование человеческого субъекта как субъекта желания оказалось под вопросом. И психоанализ как этика призван его сохранить, даже если и в новом гетто. Еще раз: Фрейд изобретает психоанализ как этику, этику признания собственного желания, этику трагического принятия своей открытости и своей конечности, этику утверждения радикальной инаковости Другого.