Надзор над крысой
Юлия Легостаева
Надзор над крысой
Возникновение Человека-Крысы во время анализа у Фрейда и обретение им своего настоящего имени возможно рассмотреть через превращение одного из главных влечений Человека-Крысы – скопического влечения. Как это влечение из активного смотрения на женское тело стало условием отношений с другим, стало проявляться в привлечении взгляда другого и в вовлечении Человека-Крысы в его вселенную взгляда.
Само слово «привлечение» можно понимать как привносящее что-то еще, какое-то дополнение. В данном случае – дополнительный взгляд. Взгляд на женское тело дополняется еще одним взглядом и чередой бесконечных взглядов, благодаря которым Человек-Крыса может состояться. «Привлечение» – это не просто влечение, а дополненное влечение, привлеченное еще одно влечение, присоединенное к своему собственному.
Сама приставка при- указывает на возможность дополнения, привязывания, соединения. Активное влечение к разглядыванию приводит к наказанию, которое, в свою очередь, связывает запрет и надзор над ребенком в потребность в надзоре. Предчувствие запретного в разглядывании женского тела и смутные опасения, что окружающие могут отстранить его от удовольствия разглядывания, указывает на усложнение психики, на установление психической протяженности, которая направляется в сторону того, кто может увидеть.
Взгляд еще до запрета начинает выходить за свои пределы, и удовольствие от разглядывания граничит с предчувствием наблюдения за самим разглядывающим. Запрет же связывает удовольствие от разглядывания и наблюдение за удовольствием, которые теперь оказываются по одну сторону. Происходит зацепление взгляда Другого, который прошивает психическое пространство Человека-Крысы, сливается с его собственным взглядом и по другую сторону замыкается на объекте.
Втягивание ЧеловекаКрысы в человеческий порядок происходит через взгляд, разворачивание психической ткани случается лишь после сцепления со взглядом Другого – возможно, как раз в этой точке зацепления начинает работать бессознательное. Невозможность разрубить, разрезать связь с отцом, возникшую вследствие наказания, приводит к необходимости буквально включить отца в свою сексуальную жизнь. От отца никуда не деться, как и, собственно, от крысы.
Человек-Крыса пытается освободиться от отцовского присутствия, но вместо действий, которые положили бы конец этим отношениям и разрезали этот узел, он производит «ляп»1, который впоследствии приходится учитывать. Мысль о женском теле накрепко связана с мыслью о смерти отца, а желание – с навязчивым опасением. Взгляд другого навсегда оказывается вплетен в желание Человека-Крысы. Поле субъективности для Человека-Крысы раскрывается только под взглядом, без этого взгляда никакой субъективности, никакого Человека-Крысы не существует.
Между Эрнстом Ланцером, взглядом и требованием Другого разворачивается пространство ЧеловекаКрысы, который увиливает от долга, ускользает от взгляда, всегда зная о присутствии этого взгляда, существуя только лишь под взглядом. Более того, он стремится заполучить взгляд. Он как крыса движется от взгляда к взгляду. Отношения со взглядом и требованием воплощаются в переносе на Фрейда, под взглядом которого возникает долг женитьбы на его дочери, соответствующий требованию матери жениться на богатой.
Без взгляда и требования Человек-Крыса будто проваливается и выпадает, но тут же появляется под настойчивым взглядом. Он вынужден бесконечно связывать свое удовольствие и взгляд другого, которому этот взгляд придает смысл.
Скопическое влечение, возникающее в жгучем желании видеть женское тело, связывается со взглядом отца, запрещающего удовольствие, и продолжает свое превращение, чтобы проявиться в глазах отца, смотрящего с небес и могущего увидеть сцену с зеркалом ЧеловекаКрысы. Эта сцена с зеркалом позволяет привязать свой взгляд как взгляд другого-наблюдающего для конституирования удовольствия, которое иначе, как только под наблюдением, оказывается невозможным. Влечение вполне довольствуется взглядом из зеркала, принимая собственный взгляд за чужой. Ланцер находит свое место в качестве крысы, части которой он собирал из рассказов окружающих и собственного опыта и образ которой воплотился в его собственном образе.
Крысиный образ оказывается подходящим для ускользания от взгляда, скрыться от которого невозможно и который является порождающим для субъективности и различения себя. Крыса всегда привлекательна для взгляда, хотя и заставляет смотрящего содрогнуться от отвращения, но никогда не позволяет упустить ее из виду. Неподчинение запрету находит выражение в демонстрации своих отношений взгляду Другого.
Взгляд, поскольку не может быть отрезан от сексуальной жизни Человека-Крысы, входит в судьбу влечения. К изначальному, собственному его взгляду на женское тело присовокупился взгляд отца, от которого оказалось невозможно избавиться. Поскольку подглядывание невозможно, решением становится совместное подглядывание, совмещение двух взглядов, для которых оказывается возможным обойти запрет.
Фрейд говорит о том, что сначала симптом чужероден и неудобен для я, но позже становится частью я. Глазам другого демонстрируется то, к чему другой не должен был бы иметь отношения. Вторжение отцовского запрета, надзора над сексуальной жизнью обернулось смирением перед этим вторжением. Более того, обернулось необходимостью вторжения чужого взгляда. Глаза отца, его надзирающий взгляд и удовольствие Человека-Крысы оказываются на односторонней поверхности, скрепленные сверхприсутствием отца, его избыточным вмешательством. С этого момента начнется их совместное превращение.
Из односторонней поверхности путем разреза необходимо произвести двустороннюю поверхность таким образом, чтобы физическое присутствие отца, представленное глазом, оказалось на одной стороне, удовольствие Человека-Крысы – на другой стороне, а по линии разреза расположился взгляд. «Для того, чтобы ориентировать неориентированную поверхность, или сделать ее двусторонней, нам необходимо особым образом нанести разрез.
Например, если мы разрежем ленту Мебиуса вдоль по замкнутой окружности, то она перестанет быть односторонней и превратится в двустороннюю ленту»2. Взгляд оказывается на месте узла. Как только Человеку-Крысе удается избавиться от одного взгляда, вся конструкция трансформируется так, что появляется следующий взгляд, с которым нужно иметь дело.
В этом можно усмотреть еще одно сходство между неврозом навязчивости и психозом – в потере права на присвоение или на разрез – как разделение и присвоение. Таким образом проявляется невозможность дальнейшего означивания. Означивание же, основываясь на взгляде другого, производит разрез, оставляя взгляд присвоенным, собственным, оттолкнувшись от чужого взгляда и получая при этом взгляд собственный. Происходит отказ от дальнейшего означивания. В таком случае приходится справляться при помощи уже наличествующих означающих.
Для Человека-Крысы изгнание другого взгляда оборачивается отношениями со взглядом Другого, которые всегда присутствуют где-то на заднем плане. А может, присутствуют на другой сцене? Поэтому так необходим хороший друг, выносящий свой вердикт и надзирающий за правильностью поступков Человека-Крысы; необходима военная служба, которая проходит под непрестанным надзором. Надзор – взор над взором. Взгляд постороннего, от которого так зависит существование Человека-Крысы и которого никак не удается избежать, проступает в сновидении как глаза, наполненные экскрементами, – дерьмовый взгляд, с которым приходится смириться.
Пытка крысами, которая производит такое сильное впечатление, также происходит под надзором. Человек-Крыса уже посмотрел на эту пытку своим внутренним взором. Взирать – проникать взглядом. Эта пытка могла бы стать местью отцу за детское наказание, такой местью, участником которой он мог бы стать и в качестве смотрящего, и в качестве крысы. В этот момент и обнаруживается его полное сходство с крысой. Сверхприсутствие отца перекликается со сверхприсутствием крыс.
Для него невозможно разделить крысиное существование и человеческое существование. Он различает в себе крысу. Это означающее сталкивает его с вопросами сексуальности, отцовского долга, чужого взгляда и с самим собой в роли крысы. Он нуждается в чужом взгляде для доступа к собственному желанию. Механизм потери инцестуозного объекта оборачивается включением этого объекта в судьбы влечения, это некая недо-кастрация, потеря без потери.
Невроз навязчивости Человека-Крысы завязан вокруг путаницы и полного непонимания в вопросе женитьбы – незнания, что делать, и невозможности вынести суждение. Это суждение возможно только с оглядкой, с условием, с учетом взгляда, без которого ничего не существует. Суждение существования будет вынесено только если будет замечен взгляд другого, которым необходимо сначала заручиться. Под взглядом Фрейда смогли состояться его отношения с бедной девушкой, которые без этого взгляда никак не вписывались в его субъективность.
Под взглядом отношения с бедной девушкой перестали не писаться, стала возможной женитьба. То, с чем он пришел к Фрейду, – с вопросом женитьбы, могло бы прозвучать как просьба предоставить свой взгляд, чтобы женитьба оказалась возможной. Некто должен был посмотреть на эти отношения с бедной девушкой, и этим человеком оказался Фрейд, внимательность, но и рассеянность которого позволила выявить то, чего не хватало, и предоставить взгляд, нужный данному субъекту. Субъективность оказалась возможной лишь в предъявлении надзирающему взгляду. «Предъявление» можно толковать как взгляд, предшествующий явлению, предшествующий действию. Без взгляда невозможно явление.
Также «предъявление» можно рассматривать в анально-садистической логике – как насильственное явление, показ чего-либо другому, которое тот должен удостоверить взглядом. Присутствие или отсутствие крысы также удостоверяется взглядом, которому удалось ухватить мелькнувшее присутствие и стремительное исчезновение, удостоверить существование крысы. Юридический оттенок, который проявляется в описании, позволяет понять, почему юридический термин так близок к становлению субъективности.
Необходимое удостоверение позволяет вынести как суждение существования, так и суждение атрибуции. Если подтверждение другого не приходит, тогда нечто не существует. Признание существования доступно через получение подтверждения от другого, возможно в отношениях, которые и являются подтверждением. Ловушка, в которую попал взгляд Человека-Крысы, ловушка, расставленная женским телом при столкновении с запретом отца, производит из него ловца взгляда – Человека-Крысу, отныне призванного перехватывать взгляд другого, под которым он может состояться, но и который вынужден контролировать. Чужой взгляд, заметивший подглядывание ребенка, теперь должен стать подконтрольным, высвечивающим мир, который иначе не существует.
Влечение возникает в направлении взгляда другого, в попытках установить отношения со взглядом, привлечь его, соблазнить другого на смотрение. От наблюдения соблазняющего женского тела влечение движется в направлении привлечения наблюдающего взгляда. Требование взгляда возникает в переживании тяжести взгляда как тяготеющего над Человеком-Крысой долга.
Необходимость в смотрящем превращается в долг перед ним. Взгляд, который наделяет существованием сам существующий, живой, всегда способный пережить смерть смотрящего глаза. Взгляд переходящий, трансцендентный; это не просто скопическое влечение, это скопическое существование или скопическая судьба ЧеловекаКрысы, которого этот взгляд выворачивает и переворачивает, принуждая следовать за собой и расплачиваться за это своим земным существованием. Во-влечение Человека-Крысы помогает объяснить это влечение как извлечение внутреннего наружу, делающее его внешним, и последующее втягивание внешнего, производящее из него внутреннее.
И этот процесс, происходящий бесконечно, повторяется каждый раз как нечто новое, при этом оставаясь таким же – завязанным на взгляде. В привлечении можно усмотреть сохранение собственного, тогда как в вовлечении – разбивание некоего единства изнутри, новый виток дробления, из которого вновь необходимо произвести собственное существование
- 1 Бронников А., Бронникова О. Сновидение – это осуществление разреза // Лаканалия № 24 (2017). С. 44.
- 2 Там же. С. 37.
5334