Плато N или ризоморфная среда бессознательного

Анна Бельчикова

Плато N или ризоморфная среда бессознательного

«Рассказывать, сама знаешь, означало бы наводить порядок»

Х. Кортасар, «62. Модель для сборки»

Грамматический строй языка мешает начать писать о ризоме. Несмотря на то, что мысли конструируются в языке, попытки приступить к написанию ведут исключительно к обрывочным фразам, скользят от одной мысли к другой, куски текстов и авторов накладываются друг на друга и никак не хотят заключаться в повествовательные предложения. Придётся начать с того, что ризома – это не-начало. Я пробовала читать с начала «Капитализм и шизофрению», и ничего хорошего из этого не вышло. Пришлось делать это кусками: прыгая из одного тома в другой, из Гваттари в Делеза, из Делеза в Фрейда, от одного плато к другому, а потом обратно по кривой. У ризомы нет начала и конца, как и у моих размышлений. Знакомство с «Анти-Эдипом», «Тысячей плато», Гваттари и Делезом, машинами желания, телом без органов, ризомой началось когда-то давно и начиналось несколько раз: я была на занятиях по шизоанализу с разными потоками студентов в разные годы. Ризома – это вневременное.

Студенты, парты, кабинеты, Викторы Ароновичи и даты встреч наложились друг на друга и остались в памяти чем-то одним и многим одновременно. И это – тоже ризома. А-центрированная, номадическая, неиерархическая среда, которая появляется там, где европейский логоцентризм, метафора древа-корня, иерархии в духе бюрократии и фашизма заходят в тупик. Ризома (от французского rhizome – «корневище») – или мочковатый корень, клубень, луковица. Термин заимствован из ботаники и означает вид строения корневой системы, характеризующийся отсутствием центрального корнястержня и состоящий из множества связанных, хаотически переплетенных корешков, в которых нельзя выделить более важные связи. Форма ризомы – протяженная, разветвленная во всех направлениях. Ризома отлична от корня тем, что в ней из одного не рождается два или три, множество появляется не из чего-то одного, а появляется из чего-то другого.

8. Территории

Биологически до момента приобретения собственной опорной вертикали в теле – возможности ходить – будущий субъект располагается в горизонтальной плоскости. Даже первые самостоятельные перемещения в пространстве – это ползание. И эта красивая геометрическая метафора иллюстрирует один из концептов Делеза и Гваттари – плато. Ризома состоит из плато – множества измерений и подвижных направлений.

По мнению некоторых историков искусства, вертикальная архитектура (а архитектура – это один из способов отображения понимания мира) образовалась в Древнем Египте. Архи­тектор Имхотеп построил мастабу (гробницу) для императора Джосера, правда тот все ни­как не умирал, а только увеличивал бюджет на строительство. В итоге, Имхотеп построил над основной мастабой ещё одну, поменьше, а на ней еще одну, образовав подобие пирами­ды. Таким образом, жители Древнего Египта начали заворожённо поднимать головы вверх, лицезря гробницу правителя, ставшего бого­подобным.

Вертикаль – наследие стадии зеркала, орто­педическое я субъекта – вводит в игру вооб­ражаемые координаты: верха и низа, начала и конца, внешнего и внутреннего, глубины и плоскости. Однако «нелегко воспринимать вещи с середины»1?

Понятие глубинности вообще набило оскоми­ну в пси-практиках. Достаточно вспомнить, что прямоугольная система осей координат – это изобретение Декарта, центрировавшего субъекта в cogito. Делез и Гваттари призывают обратиться к плоскости, к подвижной терри­тории с мерцающими линиями-краями, где возникают вспышки или затухания интенсив­ности либидопотоков.

Ризома плетётся куда угодно, ее плато воз­никают внезапно от соприкосновения и даже столкновения со средой, с Другим. Структу­ра шахмат против вариативности камешков го. Бессознательное Фрейда – суть протяжён­ность, лишённая локализации, временных и пространственных границ. По поводу психи­ческого аппарата Фрейд напишет: «…предпо­ложим, что эти системы имеют константную пространственную ориентацию по отноше­нию друг к другу»2.

Кроме того, тело – это тоже поверхность, рас­черченная наслаждением или болью, карта ча­стичных объектов. Множество рассыпанных отверстий, зон, участков, постоянно наталки­вающихся в своем движении на социальное поле, на Другого. Происходят стыковки одних машин с другими, потоки льются и срезаются.

Срезы – схваченные, кодированные в языке детали-органы, превращают субъекта в орга­низм и ограничивают его территорию. Но че­ловек уже детерриторизировался, когда встал на ноги и оторвал передние конечности от земли, а когда взял в руки палку – ретеррито­ризировался, обрел «протез», по выражению Фрейда. Отныне границы субъективности но­сят подвижный характер.

По Гваттари и Делезу, необходимо искать очаги субъективности, его территории – а не означа­ющие или защиты. Поддержка декодирования и детерриторизации – задача шизоанализа.

5. Анти-хронос

Отказ от дихотомии начала и конца подводит нас к вопросу об иллюзорности времени. Со­мневаться в очевидности этой категории на­чали еще древние греки. А если вспомнить, как была устроена Древняя Греция, то мож­но обнаружить, что это вообще очень ризо­морфная цивилизация: во-первых, ее границы были постоянно подвижны из-за войн, захва­тов, колонизаций, да и общей территорией скорей являлась акватория Эгейского моря, а не ограниченный участок суши; во-вторых, Древняя Греция была нецентрализованным государством и состояла из полисов, которые регулярно воевали между собой; в-третьих, этносы разговаривали на разных диалектах. То есть привычные для цивилизации катего­рии – территория, политическое устройство и язык – в Древней Греции не носили централи­зованного характера. И несмотря на это, она оставила в истории огромный культурно-иде­ологический пласт, к которому неоднократно обращались разные эпохи. Однако существо­вала единая система образования, воспиты­вающая настоящих эллинов: эфебов и гетер; художественный союз, греческие пиры с диа­логами и, самое важное, Олимпийские игры – они объединяли Грецию, задавали хроноло­гию, вокруг которой вращалась греческая культура.

Фрейд тоже пересматривал эту категорию, опи­сав несколько принципиальных мыслей: отсут­ствие времени в бессознательном, его нелиней­ность и принцип последействия, новый взгляд на понятия «истории» и «памяти». Как пере­секаются мысли Фрейда и Гваттари с Делезом?

Открыв психическую реальность, Фрейд в общем-то перечеркнул категорию линейного времени в ней. Существовало ли соблазнение или иное событие? Неважно. Происходящее в прошлом может происходить сейчас, каждый день, в логике навязчивого повторения: пере­записывать столько историй, с любым кон­цом, сколько захочется субъекту. Как в филь­ме Кристофера Нолана «Memento».

С одной стороны, субъект пишет свою историю, с другой – постоянно переписывает и реконструирует, лишая ее временного статуса. Ризома – антиисторична, потому что история3 – это корни, род, генеалогия. А значит – иерархия, стержневая логика, фашисткая генетика. Шизофрения – это вид субъективности, не имеющий отношения к генетике. «Бессознательное не имеет ничего общего с поколением – скорее, оно имеет дело с заселением, с популяцией»4.

Тотемы не собирают сообщества по крови. Кто кому ближе: орхидея к орхидному семейству или орхидея к осе, которая ее опыляет? Дождь к воде в кране или к семенам, которые разно­сит этим дождем?

Кратковременная память, по Гваттари и Де­лезу, – это ризома: и забывание, и мгновение.

Долговременная память – это корень и недви­жимый столб. (В этом месте я подумала, что все мои попытки писать конспекты по книгам Фреи.да – полныи. провал, не породившии. ни од­нои. идеи, – в противовес обсуждениям книг на встречах «здесь и сейчас»).

Время и события – в трансверсальных отноше­ниях. Научные прорывы случаются не только путем обобщения исторически сложившегося опыта (долговременная память), но взрывами, мышлением «поперек». Так было в том числе с психоанализом.

Противоположность истории – номадоло­гия, кочевничество, ризома. Линейное время, история, эволюция, генетика – все это более не пригодные категории для исследования территорий бессознательного. Необходима иначе скроенная карта.

7. Карто-граф-ирование

«Писание не имеет ничего общего с обозна­чиванием, скорее писание имеет дело с меже­ванием, картографированием»5. В этом месте наша ризома разрывается и врезается в мыс­ли Фрейда из «Волшебного блокнота» и «На­броска психологии», где строится гипотеза о «прокладывании пути» (Bahnung).

Благодаря силе, интенсивности происходит различие в прокладываемых путях, оставлен­ных следах; благодаря различию – формиру­ется память, которая, однако, имеет большее отношение к интенсивности, чем к темпора­лизации. А в письме №52 к Флиссу след станет письмом, которое зашифрует пейзаж психиче­ского пространства.

Карта – сингулярный способ записи психиче­ской реальности, не сводимый к семейному роману.

Генетическая ось – это всегда копирование. Ребенок должен быть похож на родителей, как будто у него нет шансов быть непохожим. Пси-практики о «родовой травме» – это логи­ка вос-производства, повторения себя самой. Это принцип кальки. Ризома – это производ­ство и картография. «Карта открыта, она спо­собна к соединению во всех своих измерениях, демонтируема, обратима, способна постоянно модифицироваться»6. В карте множество вхо­дов и выходов, частичных объектов – безо всякой структуры.

У Ганса есть карта со складом, двором, по­грузочным помостом, есть Гмунден, зоопарк Шенбрунн, городской парк, улица, где он бо­ится лошади, Лайнц. И карта эта подвижна: по ней то и дело двигаются повозки, лошади и омнибусы. У Человека-Крысы есть карта с почтамтом в городе Ц., вокзалом, деревней и курсирующими по железным дорогам плате­жами. Это – карты множества вариативных интен­сивностей.

На смену бинарной логике приходит множе­ственность. Множества ризоматичны, – гово­рят Гваттари и Делез. «У множества нет субъ­екта и объекта, есть только определения, вели­чины, измерения»7. Приходят на ум суждения атрибуции из статьи Фрейда «Отрицание» – то есть качества, интенсивности, дающие воз­можность быть суждениям существования.

Множество разрастается, обогащаясь по законам комбинаторики: детерриторизируясь и пересекаясь с другими. Мнесические следы и перезаписи, оставленные в психическом аппарате, – множественны. Дезидентификация я в сновидении на множество героев, сверхдетерминация – как множество причин, явления переноса так же множественны. Бессознательное все расчерчено множествами, как и ризома. Множественность не позволяет появиться иерархии, коей нет и в психических инстанциях Фрейда.

Множества – молекулярны, единства – моляр­ны. Делез и Гваттари против единств, в том числе – означающего, против плотной сцеп­ки между означающим и означаемым, потому как их связь носит ситуативный характер, а «Фрейд полагается на слово ради восстанов­ления единства, коего больше нет в вещах»8 . Человек-Волк в этом смысле – яркий пример диффузии либидо, множества либидинальных влечений, не поддающихся схватыванию в структуру и выделению основного симптома. Его ризома создана не из единиц, а из «под­вижных направлений», как океан Соляриса.

«Оторвать сознание от субъекта, дабы сделать его средством исследования, оторвать бессознательное от означивания и интерпретации, дабы сделать его подлинным производством»9, – призывает шизоанализ.

4. Сновидение под вПЕЧАТлением

Во время написания материала мне снится сон:

Я в составе бригады спасателей бегу по лестничным пролетам куда-то вниз. Там – то ли водохранилище, то ли затопленное помещение. Мы бежим спасать волков. Из окошка-норы начинают появляться волки в ошейниках один за одним. Мы передаем их друг другу. Кто захомутал волков? Один из них рвется назад и пытается драться со следующим, идет вспять нашей линии волко­передач. Я внутри затопленного помещения, там люди, будто на обломках Титаника, ютятся на плавающих островках и что­то читают. Полная женщина с прической исчезает в дверях и появляется в витрине магазина, где выкладывает книгу. Выходит и говорит мне: не успела выи.ти, а уже купили два экземпляра! Вы (протягивает мне книжку) тоже прочитайте. Можете пропустить вторую главу – она про юриспруденцию, вам будет неинтересно.

Мы – множество: бригада, ступеньки лестни­цы, волки, очередь, плавающие островки, куч­ки людей, вода. И я – нарциссический двой­ник. Я и она, нас двое, проданных книг две, глава – вторая. Она – полная дама, а я еще не вернулась в прежний вес после беременности. Она уже написала книгу, я еще пишу статью, а они уже читают. Мы спасаем волков, хотя вну­три уже Титаник. Между мной и ней – стек­ло капиталистической витрины и статья про юриспруденцию, которая будет вырезана из чтения. К черту эти ваши законы, волки по­бежали вспять!

6. Монтаж и войлок

«Любая точка ризомы может – и должна быть – присоединена к любой другой ее точке»10 – одна из характеристик ризомы. Там, где Фрейд засек бессознательное – будь то сновидение или оговорка, – это места купюр, разрывов, не­стыковок. Сон монтируется из разнородных, но сверхдетерминированных обрывков вос­поминаний и фраз, оговорка вклинивается в текст речи как уместное, но чуждое сознанию слово. Так же и влечения противоположного характера сосуществуют в бессознательном.

Смещение и сгущение в сновидении, оно же первичный процесс, точно так же соединяет несоединимое и однородит неоднородное, используя сингулярую копилку словесных и образных представлений.

«Семиотические звенья любой природы соединяются здесь с крайне различными способами кодирования – биологическими, политическими, экономическими»11, а не отсылают к лингвистической черте, связывающей означающее и означаемое. Гваттари и Делез подчеркивают, насколько ризома – это семиотический клубень, собирающий в себе разные акты: «лингвистические, перцептивные, мимические, жестикуляционные, когнитивные» помноженные на диалекты и сленги, социально и культурно обусловленные, подвижные – в том числе для того, чтобы избежать логики власти означающего. Захват языком неизбежен, но «метод по типу ризомы может анализировать языковую деятельность, только децентрируя ее в других измерениях и режимах»12. Ризома – это войлок, а не ткань.

1. ОДы

Тексты Делеза и Гваттари – труднопроходимые терминологические джунгли. Отчего? Вероятно, отказ от привычных понятий необходим, как и необходим отказ вообще от всего привычного, того, что на стороне «знаний» и «понятного». Это то, что должно происходить в анализе, это – сингулярный шифр авторов. Шифр – это не то же самое, что код. Код срезает и унифицирует, шифр (или у Фрейда – ребус) – это всегда загадка с множеством отгадок. И всегда есть такой поток, который не поддается кодированию, пуповина сновидения, в нем-то и «вырастает желание, как гриб из мицелия»13. Туда, в раскодированное пространство, и метят Гваттари с Делезом. Шифр ризомы всегда носит сингулярный характер, так же как симптом, как ситуативно схваченное означающее субъекта.

От шизофреника требуют социального кода, тогда как «он переходит от кода к коду, смешивает все коды в быстром скольжении, следуя за поставленными ему вопросами, не давая изо дня в день одно и то же объяснение, не упоминая одну и ту же генеалогию, не регистрируя одним и тем же образом одно и то же событие»14, – изобретает свой код или, другими словами, субъективируется. Когда шизофреник не хочет подчиняться влиянию властных структур, он как субъект выносится за пределы территории, выселяется, изгоняется. В каждую эпоху этому придается разная модальность – изоляция, наравне с прокаженными, изгнание на «корабль дураков», заключение в дома умалишенных, исправление по образу и подобию «здоровых», и всегда – насилие.

3. Бессознательное говорит и показывает производит

Желание производится, разрастается, продвигается благодаря ризоме. «Если желание – производитель, оно может быть таковым только в реальности, производя реальность. Желание является совокупностью пассивных синтезов, которые прорабатывают частичные объекты, потоки и тела, которые функционируют в качестве производственных единиц»15. Желанию не недостает чего-либо, оно не лишено объекта. Скорее, оно лишено субъекта; фиксация же субъекта означает подавление желания. Желание и его объект составляют одно целое, единый механизм, машину машины. Машинные сборки желания возникают из отношения к внешнему и приписываются субъекту лишь в состоянии столкновения, организуясь в закон «производства производства».

Этот закон выглядит следующим образом: машина, производящая поток, соединена с машиной, производящей срез, которая в свою очередь является потоком или производством потока для какой-то следующей машины. Машина всегда подключена к другой машине – так они составляют коннективный синтез. Срез – это захват желающей машиной кода-потока, который влияет на ее работу. Регистрирует, кодирует потоки тело без органов, поэтому между ними возникает конфликт. Тело без органов не позволяет потокам быть нераспознанными, неупорядоченными и неузнанными. Первичное вытеснение – это отталкивание желающих машин телом без органов. Социальная среда – тоже тело, которое кодирует желания. В экономике Фрейда можно найти подтверждения идеи о производительной силе желания: «Ядро Бсз состоит из психического коррелята влечений, которые стремятся дать выход своей энергии, т. е. из желаний»16. В этом смысле изучение сновидений Фрейдом также иллюстрирует желающий характер бессознательного: «…сновидение всякий раз представляет собой исполнение желания потому, что оно является продуктом системы Бсз, которая не знает иной цели своей работы, кроме исполнения желаний, и не располагает иными силами, кроме импульсов желаний»17.

Делез и Гваттари призывают: чтобы понять бессознательное – необходимо отречься от воображаемого и символического и погрузиться в машинное. Машины характеризуются производительностью, функционированием. Имманентная подвижность ризомы обеспечивает возможность созидания чего-то нового. Волки – это то, что производит бессознательное Панкеева, а дерево – это тело без органов, на котором эти волки рассаживаются. «Речь идет о том, чтобы производить бессознательное и, вместе с ним, новые высказываемые, иные желания – ризома и есть такое производство самого бессознательного»18.

 

 

• 1 Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. Ек: У-Фактория; М: Астрель, 2010. С. 41.

 

 

 

 

• 2 Фрейд З. Толкование сновидений. М.: Фирма СТД, 2008. С. 538.

 

 

 

 

• 3 Понятие «истории» используется согласно следующему значению: «Мы пишем историю, но пишем всегда с точки зрения оседлости и от имени унитарного аппарата Государства, по крайней мере возможного, даже когда мы говорим о кочевниках. Чего не хватает, так это Номадологии как противоположности истории» (Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. С. 53).

 

 

 

 

• 4 Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. С. 41.

 

 

 

 

• 5 Там же. С. 8.

 

 

 

 

• 6 Там же. С. 22.

 

 

 

 

• 7 Там же. С. 14.

 

 

 

 

• 8 Там же. С. 48.

 

 

 

 

• 9 Там же. С. 266.

 

 

 

 

• 10 Там же. С. 12.

 

 

 

 

• 11 Там же.

 

 

 

 

• 12 Там же. С. 14.

 

 

 

 

• 13 Фрейд З. Толкование сновидений. М.: Фирма СТД, 2008. С. 527.

 

 

 

 

• 14 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2008. С. 29.

 

 

 

 

• 15 Там же. С. 46.

 

 

 

 

• 16 Фрейд З. Бессознательное // Основные психологические теории в психоанализе. Очерк истории психоанализа: Сборник. СПб.: «Алетейя», 1998. C. 174.

 

 

 

 

• 17 Фрейд З. Толкование сновидений М.: Фирма СТД, 2008. C. 569.

 

 

 

 

• 18 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. С. 32.